— Ты уверен, что это был тот, кто нам нужен?

— Ну, как ты и описывал, дядь Саш. В плечах широк, на вид три десятка годков. Морда надменная и презрением пышет, будто ему башмаки не человек чистит, а таракан какой-то. Эмблемки эти на форме у него хитрые Аненербе. Он это… Других таких павлинов в таком звании не припомню я здесь. А бдю я каждый день. Помню, что ты велел мне все подмечать и запоминать.

— Хорошо, — я одобрительно щелкнул языком. — Ты проследил за ним?

— А то…

— Я сейчас отойду к тому дому. Ты минут через пять сворачивай лавочку и давай за мной. Покажешь, где этот перец арийский обитает. Как раз его дома пока нет, посмотрим его берлогу и прикинем, как с ним расправиться.

— А что тут думать? Дядя Саша! Заточку под ребро и в канаву.

— Это слишком просто и для горожан опасно. Если в городе пришить, то репрессии начнутся для мирного населения. Тут головой подумать надо.

Так и сделали. Рубин обслужил напоследок сапоги последнего клиента. Пузатого ефрейтора. Тот не удосужился даже заплатить, лишь похлопал по плечу цыгана с гаденькой улыбкой, дескать «арбайтен, мой друг, бесплатно на благо Германской армии». Развернулся и зашагал прочь, но ушлый цыган успел-таки бесшумно плюнуть ему на спину. После собрал сапожные манатки и догнал меня в условленном месте.

Мы шли чуть поодаль друг от друга. Морда моя теперь слишком известная, лишний раз не стоит светить ей в компании городского чистильщика обуви, который тоже в определенных кругах был известен.

Так прошли до неприметной трехэтажки, вросшей в землю до окон первого этажа.

— Здесь он обитает, — Рубин кивнул на окно с белыми занавесками.

— Отлично, — я огляделся, запоминая двор и прилегающую местность. — Осталось придумать как ему зелье подмешать.

— Какое зелье?

— Пошли ко мне, расскажу, — хитро подмигнул я. — Михалыч рецептик знает. Заодно и подумаем, как все провернуть.

— А у тебя пожрать дядя Саша найдется чего? Не обедал я сегодня. Треклятые фрицы взяли за правило — не платить мне вовсе за услуги. Всю слюну сегодня извел на их спины, только плевками сыт не будешь.

— К Злате наведаемся, — кивнул я. — Она картошечки пожарит. И вообще… Надо нам с тобой «разживочную» вылазку сделать.

— Это какую-такую «разживочную»?

— Добра нахомячить или денег добыть. Грабануть награбленное, так сказать. Ведь известно, что сытый боец — хороший боец.

— Ага, — воодушевился цыган. — Когда живот к хребту прилипает, много не навоюешь. Сам тебе такое хотел предложить.

Мы пришли в дом Марфы и направились прямиком в комнату Златы. Рассказали ей о наших планах насчет «отличника».

— Клаус фон Мансфельд? — всплеснула руками девушка, когда услышала его имя. — Так я его знаю…

Глава 19

— Последние дни в бордельхауз ходит, — усмехнулась Злата. — Правда, ни с кем пока не уединялся, пьет шнапс и музыку слушает. На меня заглядывается, но кажется ему гонор благородный мешает подойти. И хочется, и колется. Я правильно понимаю, что нам нужно, чтобы он дома не ночевал?

На губах Златы заиграла такая улыбка, что воздух в комнате стал горячее на десяток-другой градусов.

— Какая ты у нас умница, — я подмигнул. — Тогда делаем так…

Рубин ужом выскользнул из кустов.

— Сделано! — прошептал он. — Она поставила на окно горшок с цветком!

— Отлично, тогда пошли! — я двинулся, было, вперед, но Рубин подергал меня за рукав. — Что?

— Давай я, дядя Саша! — глаза Рубина азартно и отчаянно блестели в темноте. Я выглянул из-за угла. Патруль топтался на том же самом месте. В темноте вспыхивали огоньки сигарет, троица фрицев расслабленно болтала, обсуждая вчерашний футбольный матч. Как и вся комендатура сегодня, впрочем.

— Вместе и пойдем, — сказал я, повернувшись обратно к цыгану.

— Двоих легче заметить, — резонно возразил Рубин. — Я маленький и юркий. Проскользну, никто даже не шевельнется. А ты…

— Большой и неповоротливый? — криво усмехнулся я.

— Не… — Рубин мотнул головой. — Ты командир. Если тебя сцапают, то всем нам конец. Не в смысле, что ты нас выдашь сразу же, а… Ну просто тогда мы…

Рубин замялся и спрятал глаза.

— Я понял, не продолжай, — я кивнул. Прав ведь он, чертяка мелкий. Ткнул в самое больное почти. Боюсь я кем-то рисковать, сам собой норовлю каждую дыру заткнуть. Сунул руку в карман, достал сверток. — Вот, держи. Михалыч намешал отравы, только надо еще понять, куда ее всыпать так, чтобы незаметно было… Темный такой порошок, получается… И главное — ничего из квартиры его не бери, чтобы он не обнаружил, что…

— Да понимаю я все, дядя Саша! — Рубин сверкнул зубами в темноте. — Все сделаю в лучшем виде!

Он проворно выхватил у меня сверточек и растворился в темноте. Потянулись минуты ожидания. Патруль докурил и утопал куда-то. Подвыпившая семейная пара зашла в тот же подъезд. Было слышно, как они поднимаются по лестнице, громко разговаривая и переругиваясь. Обычное дело — кто-то выпил больше, чем следовало, надо было идти домой еще час назад. Некоторые вещи не меняются.

Где-то вдалеке раздалось громкое «Хальт!» Потом топот, звуки потасовки, чей-то оборвавшийся крик.

Громко захлопали над самой головой крылья большой птицы. Ф-ух. Чуть не шарахнулся, вот ведь нервишки-то пошаливают! Причем был бы сам «на деле», вообще бы не психовал. А за Рубина переживаю. Вслушиваюсь в звуки ночного города до боли в ушах, пялюсь на окна «отличника» так, что кажется глаза скоро выпадут.

Даже закурить захотелось.

Мысленно сосчитал до десяти. Потом откуда-то из глубин памяти всплыла считалочка.

Это было в воскресенье,

Двадцать первого числа.

Немцы прыгали с балкона

Со второго этажа.

Первый прыгнул неудачно,

Второй голову сломал,

Третий прыгнул на девчонку

И ее поцеловал.

А девчонка не стерпела,

Кочергой его огрела…

— Дядя Саша! — раздался над ухом громкий шепот Рубина. Я аж подскочил на месте. Как он выбрался из дома так, что я не заметил⁈ — Сделал все! Ф-ух, думал заметят, но нет, проскочил!

— Отлично! — я поддался порыву и обнял его тощие плечи. Облегчение невероятное. — Ты молодец! Рассказывай, что там!

— Ну, значит, там, замок хитрый такой, новый врезали совсем недавно, но я трогать его не стал, — торопливо зашептал Рубин. — Там с площадки есть ход на пожарную лестницу, а сверху, с крыши, можно забраться в квартиру этого нашего фона очень даже легко. Он окна всегда открытыми держит. А еще к нему по утрам приходит служанка, чтобы обед готовить. И он для нее записочки оставляет. Наверное, чтобы не разговаривать с недостойными, псиладо…

— Что? — переспросил я.

— Ой, прости, дядя Саша, это… Ну, просто одно неприличное выражение, — он смущенно ухмыльнулся и продолжил. — В общем, там в записочке написано, что на завтрак он непременно хочет кофе и… И еще какое-то слово…

— Подожди, а как ты прочитал, он же по-немецки должен был писать… — нахмурился я.

— Так по-русски записочка-то была, — развел руками Рубин. — Видать, горничная немецкого не знает. В общем, про кофе я понял и кинулся искать в его шкафчиках банку кофе. Твой наказ я помнил, ничего не переставлял и не трогал. Да там и не надо было! Дядя Саша, у него там такой порядок, закачаешься! На каждой баночке — наклейка. А на наклейке написано, что в баночке. На немецком и на русском. Ну, значит, хватаю я банку, где кофе. Там где-то полбанки еще точно есть. Я вытряхнул порошок и пальцем размешал. Чуть палец не облизал потом, остолоп! Вовремя вспомнил!

Глаза Рубина горели, пальцы подрагивали.

— А потом я сунулся вылезать, а там фрицы! На балкончик вышли и курят стоят! Они с той стороны дома, тебе отсюда не видно должно быть. А говорили они совсем тихо, я едва услышал. Хорошо, что не успел вылезти, вовремя огоньки сигарет заметил.

Бл*ха, как же хорошо! Я слушал сбивчивый от волнения рассказ Рубина, а в душе прямо-таки фанфары пели. И вроде не самое опасное поручение было… Нет, ясно, что поймали — убили бы. Но здесь везде так. Не грудью на гранату и не против взвода автоматчиков — уже безопасно.